— Какие люди! И без охраны.

Мы бурно поприветствовали друг друга с явно деланной радостью по поводу нежданной негаданной встречи.

— Это надо отметить! — сказал Махачарака, — Тут рядом работает кафе.

Махачарака с Даником теперь работали на пришельцев в отделе "Связи с земной магией". Честно говоря, оба они были прожженными аферистами, и я немало подивился про себя непроницательности пришельцев. Идиот!

— А вы из какого отдела? — спросил нас Даник, резонно предполагая, что мы тоже должны были быть задействованы где-то в структуре.

— Особого, — ответил я, опять-таки резонно рассуждая, что если где-то есть отделы, то обязательно должен быть особый, и чтобы перевести разговор в другое русло добавил. — Кстати, их нашествие было предсказано еще Нострадамусом.

— Точнее это можно так истолковать, — поддержал полемику Никодим. Он всегда отличался понятливостью.

— Пусть так…

Не знаю, сколько еще мы бы обсуждали этот вопрос, если бы неожиданно зашедшие сзади ребята приставили стволы к нашим затылкам.

— Комедия окончена, — произнес Махачарака. — Попались, голубчики.

— Значит, не у всех отняли право ношения, — произнес я, глядя, как Даник тоже вытаскивает ствол, за что получил резкий удар по затылку, сбивший меня со стула.

Но они явно недооценили моего друга.

Все-таки специальная подготовка, пройденная им в ГРУ, стоила многого.

После короткой схватки, нам удалось уйти, хотя и не без потерь Дома выяснилось, что у меня было сломано два ребра. Никодим наложил мне сдавливающую повязку. Стало чуть легче, но разве что чуть.

— Может, сделать тебе бесконтактный массаж? — предложила Таня.

Честно говоря, я никогда не доверял подобного рода лечению, но, с другой стороны, что я терял? Тем более, то массажистка, если можно так выразиться, была более чем приятной.

— Я был бы очень рад, — ответил я.

***

Когда я проснулся, я с удивлением отметил, что дышать вновь стало легко.

— Как на собаке зажило, — с удивлением проконстатировал я.

Земная магия после воссоединения наших миров явно усиливалась с каждым днем, а мы как ее носители, становились все сильнее.

Глава 9

Мы с Никодимом в этот день отправились в обычный поход за припасами.

— Я вот думаю, — начал я этот один из наших многочисленных пустых разговоров, помогающих коротать время.

— Похвально! — прервал меня Никадим, не дав закончить мысль. Это была старая шутка, но я сейчас не был расположен шутить.

— Нет, я серьезно.

— Дважды похвально. Но не злоупотребляй.

Шутка затянулось, и я сразу перешел ближе к делу.

— Ладно. Вот мы убили несколько эльфов, не говоря уже о ренегатах, и просто гадах. А правильно ли мы это делаем? — я не находил нужных слов, но, похоже, он меня понимал.

— А что, после того, как они разрушили наш мир, нам надо было сразу на задние лапки встать?

— Ты имеешь в виду, они первые начали?

— И это тоже. Но главное в том, что мы боремся за свою землю.

— Но ведь мы обречены. — Я сам не понял, был ли это вопрос, или горькое утверждение.

— Все там будем, — ответил он. — Но мы хоть уже не задаром.

— Когда-то давно я читал одну повесть.

Ее герой, серб по национальности, говорил: "Вот другие народы создавали культуру, строили красивые города. Мы же все время или землю пахали или ратовали, то есть воевали." Не берусь за точность, читал я на сербском.

Я обратил внимание, что Никодим, хоть и, но не подал вида, но все же еще как обратил внимание на эту мою фразу, и тоже не подал вида. Конечно, он немного утрировал, но доля правды в его словах все-таки содержалась. Почему вот так некоторым народам, и нашему в том числе, приходится постоянно воевать? Другие же живут спокойно. Вот швейцарцы, или, скажем, голландцы?

— Ну, сейчас, скажем, скорее всего, всем пришлось так. А насчет справедливости. Помнишь Мефистофеля:

Вам говорят, нет правды на земле,
Но правды нет выше!

— Приятно разговаривать с человеком, цитирующим Гете, — подколол его я. — Но от этого не легче.

— А если серьезно, то так, к сожалению, всегда бывает. Вот мы, русские, — он подчеркнул это слово Видимо потому, что и Андрей Искандерович, ваш покорный слуга, и Никодим Нурмагомедович в старых советских паспортах имели совсем другую национальность, делавшую нас нежелательными гостями в "дорогой моей столице"., - всегда несли только добро. Даже освобождая чужие города, Краков, например, старались обойтись минимумом разрушений. Варварские же бомбардировки англо-американцев стали притчей во языцах. А как те же самые поляки или немцы относятся к нам и к американцам? Но сейчас у нас две новости. Одна хорошая — наших врагов разгромили. И плохая. Нас тоже.

Так что будем сопротивляться. Надеюсь, все народы России опять, как и в годину Великой Отечественной, станут вместе. И сербские, кстати, братья опять будут плечом к плечу с нами.

Я не стал ничего говорить. Хоть я и разделял его слова, уж больно они были прокламаторскими. Как у артиллериста из повести Герберта Уэллса "Война миров". Оно, конечно, было бы хорошо, если бы, но на самом деле-то все обычно обстоит не так.

Честно говоря, я не был вполне уверен, что если бы в этом новом мире лично для меня нашлось бы достойное место, то я не воспринял бы его с радостью. Ведь, в конце концов, что хорошего было в том мире, что мы потеряли? Нет, что-то хорошее, конечно, было, но…, в общем, и так все понятно. "Если бы каждому дать виллу в Швейцарии, то никто бы не протестовал против режима", — пришли на ум слова героя "Семнадцати мгновений весны". Но я не стал делиться этими мыслями с Никодимом.

***

Между тем эльфы начали активизировать свою охоту. И их можно было понять. Как, впрочем, и нас. Ни один захватчик не любит партизан. И ни один партизан — захватчиков. Это, так сказать, диалектическое противоречие.

Пока нам удавалось справляться. Пока. А ведь всего с открытия условных врат, разъединявших наши миры, прошло каких-то две недели. И сколько всего успело произойти! Что же нас ожидало через два месяца. И сколько нам вообще предстояло еще прожить? На этот вопрос, пожалуй, ответить не мог никто.

Глава 10

Этот разговор, как, впрочем, и как любой другой разговор, также завязался неожиданно. И также на одном из наших рейсов. Так уж получилось, что за все опасные мероприятия брались именно мы с Никодимом. Рауль же обычно оставался с детьми дома. Кстати это меня еще как раздражало, особенно, если учесть, что наши с Таней отношения стали охладевать… Однако я отвлекся.

— Ты читал Баха? — спросил меня Никодим.

— А он разве не художник? — переспросил я, разыгрывая идиота.

— Я имею в виду не Иогана Себастьяна, а Ричарда.

— Того, что написал «Иллюзии»?

— И не только «Иллюзии». Я, как и он, всегда любил небо.

— Я тоже. Вот только зрение не позволило стать летчиком. А вообще небо и романтика, они почти не отделимы.

Поэтому не удивительно, что такие писатели, как Ричард Бах и Антуан Сент-Экзюпери были летчиками.

— Я тоже когда-то водил легкие самолеты, — произнес он с ностальгической нотой.

— А мне вот не пришлось. Зрение не позволило. Так что пришлось остановиться на третьем разряде парашютиста. Тут совсем неподалеку размещался ДОСААФовский аэродром.

— Вот как! Я вырос не здесь и об этом не подумал. Можно было бы попробовать полететь к Москве, посмотреть что там. Может, удастся продумать что-нибудь для сопротивления. Как, полетишь со мной?

Последний вопрос уже обращался ко мне.

Что я мог ответить. Полети я, на кого останутся дети. А даже Таню я все еще продолжал считать ребенком. И, собственно так оно и было. Хотя по отношению к ней другое чувство уже давно заняло мое сердце.